Томас Рукас: «наши результаты – чистой воды психология»

Матч с «Аланией» — уже второй по счёту, который пропустил наш основной центральный защитник. Томас рвался в бой, но болезнь так невовремя напала на одного из лидеров команды. Это интервью мы записали прямо под капельницей в медицинском кабинете.

Томас считает, что сейчас команда находится под давлением. Кроме того, игру СКА стали разбирать. Решение проблемы – успокоиться и работать

— Том, как твоё здоровье?

— К сожалению, заболел ещё недели две назад, поднялась температура, когда мы в Краснодар полетели. Спасибо нашему доктору Ильшату Марсовичу, который поставил меня на ноги к игре. Хотя тогда я не был готов на 100%, плюс тяжёлый перелёт, долго добирались. В итоге вернулись в Хабаровск и мне совсем худо стало – выявили бронхит. Всю неделю температура 37-37,5, кости ломало, не мог откашляться. Даже когда коронавирусом болел, не было так тяжело. Сейчас уже чувствую себя гораздо лучше, надеюсь, скоро смогу тренироваться.

— Многие говорят, что СКА осенью и СКА весной – две абсолютно разные команды. Ты согласен с этим? С чем связываешь последние неудачные результаты?

— Во-первых, это чистой воды психология, потому что когда ты не можешь забить вообще – это давление на всю команду, начиная от вратаря, заканчивая нападающими. Во-вторых, нас стали разбирать. Мы играем в доминирующий футбол и к этому стали готовиться. Изучают наш выход из обороны, наше начало атаки через вратаря. Видел, в интернете пишут, что мы разыгрываем мяч, лишь бы покатать. Ничего подобного! Мы отталкиваемся от той стратегии, которую ставит нам тренер. Часами проводим на теориях, уже почти год оттачиваем тот розыгрыш, который даст нам плоды. У нас сильная линия атаки, одна из самых быстрых в Первой лиге, и наша задача – выманить на свою половину поля как можно большее число игроков соперника и обрезать их острой передачей.

— То есть ты читаешь комментарии болельщиков?

— Я читаю именно мнения экспертов по нашей лиге. В комментарии клубных соцсетей специально не захожу в силу своего опыта. Я был в таких ситуациях, когда команда не могла выиграть. Для меня непонятно, когда эти диванные эксперты сначала говорят: «Мы с вами, мужики, мы вас любим, гоним вперёд», а потом пишут, что мы дрова. Не вижу смысла тратить свои нервы и время, вычитывать каждый комментарий каких-то ботов. Не интересно.

— Что делать, когда твою команду начали разбирать? Как вернуть результаты осени?

— Нужно успокоиться, верить в то, что мы делаем и, конечно, работать: необходимо улучшить каждый компонент игры. Не хочу давать громкие реплики, но всё ещё в наших руках.

— В твоей карьере были такие затяжные неудачные серии? Тренеры или игроки применяли какие-то нестандартные методы для встряски команды?

— Вот такой серии из одиннадцати матчей без побед точно не было. Когда в 2019-м году вылетали из ФНЛ с «Зенитом-2», была семиматчевая безвыигрышная серия. Но тогда было сложнее, потому что у нас был молодой коллектив, и даже началась паника.

Здесь у нас опытные футболисты, поигравшие на самом разном уровне. Мне кажется, нам просто нужно собраться командой, поговорить, высказать друг другу всё, что хотим. Выкинуть из головы лишнее и раскрепоститься, чтобы не было никакого негатива. Возможно, сказалось то, что мы проводили мартовские игры не дома. Представляете, два месяца сборов и потом команда продолжает сидеть на чемоданах. В этом сезоне мы сыграли в Хабаровске считанное количество матчей.

Первую татуировку Рукас сделал в 16 лет, вторую – с именем матери. Мама Томаса переживает, что он станет весь «синий»

— По сравнению с осенью изменились не только результаты команды, но и твой имидж. Решил отрастить длинные волосы?

— Всё получилось спонтанно. Когда мы осенью приехали в Хабаровск, было лень искать барбершоп и решил, что до отпуска не буду постригаться, плюс у нас серия хорошая пошла. Знаешь, как хоккеисты во время плей-офф не бреются, вот и я подумал на удачу не трогать волосы. Ну и вообще у меня всегда были мысли отрастить волосы, потому что они вьются, и было интересно посмотреть, что из этого выйдет. Сейчас в планах до лета не постригаться, делать укладку. Уже пробовал в резинку собирать, неплохо смотрится. Не скажу, что я хочу длинные волосы как у моей мамы Наташи, но так, чтобы уши закрывали. Вот, считай, с сентября не стригусь, только бока подравниваю.

— Кто-то из известных длинноволосых личностей тебя вдохновляет? Помнишь, у Бэкхема была косичка?

— Ой, Бэкхема я даже не помню с длинными волосами, он столько причёсок сменил за карьеру. У меня уже не тот возраст, чтобы на кого-то ровняться. Это в детстве мы сзади хаер отращивали как у Димы Билана.

— Ты хочешь пучок, как у Гарэта Бэйла, или просто с длинными волосами ходить?

— Как я это вижу: просто отрастить длинную чёлку, убирать её назад и там делать хвостик. Бока не прям лысые, но коротко стриженные. На игры, возможно, резинки надевать.

— Вы как будто синхронно с Юрой Бавиным договорились отращивать волосы…

— Когда мы улетали на сборы, сразу увидел, что он, как и я, не постригался, и Юра сказал, что тоже хочет отрастить. Но это уже не первый его такой опыт, помню, у него очень длинные волосы были. Ему, кстати, идёт.

— Как остальные в команде реагируют? Не шутят?

— Наоборот, когда я пришёл на тренировку с пучком на голове, тот же Гела говорил, что мне идёт. Хотя по началу не понимал меня: «Да зачем? Тебе с короткой стрижкой хорошо».

— Ещё какие-то эксперименты с имиджем ты проводил?

— Только татуировки новые появляются. В 18 лет у меня уже был «рукав», сейчас вся спина забита. В этом отпуске приехал домой, и мама так удивилась: «Конечно, это всё красиво, со смыслом, но, я надеюсь, ты остановишься на этом». Её пугает, что я прям весь синий буду, но у меня в планах этого нет. Хоть все и говорили, что если начнёшь, потом уже не остановишься. Меня всегда привлекали забитые спины. Даже когда футболисты снимали футболки во время празднования голов, я обращал внимание на татуировки именно на спине, а не на груди. Сейчас я доволен тем, что получилось. Понятно, это много нервов, боли, времени, но оно того стоило, прям вообще не жалею.

— Я помню, что спину ты забивал в Казани. Сколько времени это заняло?

— Всё свободное время в Казани я проводил в тату-салоне, начиная с 10 утра, заканчивая 7 вечера, с перерывами, естественно. Сеансов 13, наверное, по 6-7 часов.

— Тяжело переносил? Температура не поднималась?

— Температуры не было, только пару раз лимфоузлы воспалялись. Мне повезло, что спина – не самое моё «больное» место. Забивать руку было гораздо больнее, процесс заживления проходил сложнее. Спина максимально быстро зажила, может, за неделю. Хотя я нарушил все запреты мастера – тренировался, потел, на поле подкатывался.

— Ты в татуировки больше вкладываешь какой-то смысл или тебе они нравятся эстетически?

— Конечно, мне всегда татуировки нравились сами по себе, но я никогда не понимал людей, которые делают их только для того, чтобы что-то нанести на себя, просто потому что красиво. У каждого свой стиль, он разный, я не в праве кого-то осуждать, но мне это не близко. Я очень верующий человек, Бог для меня – это всё. Поэтому решил удариться в данную тематику. На мне есть католические молитвы, даты рождения родителей, Дева Мария, ангелы, на лопатках распятые руки Иисуса и многое другое.

У меня есть знакомые полностью «синие», стиль «чикано», но вот эти всякие маски с бейсболками, картами и пистолетами никогда не нравились. Смысла в этом не вижу. Если чисто для красоты? Тогда лучше вообще без них ходить. Даже про себя скажу: ни то, чтобы я пожалел о своих татуировках, но если бы можно было всё вернуть назад, я бы предпочёл остаться «чистым».

— Общаешься ли ты с религиозными людьми, священнослужителями? Как они относятся к твоим татуировкам?

— Я католик, поэтому регулярно хожу в католические церкви. В православной церкви я бываю только с родителями, когда домой приезжаю. А так в основном я хожу в костёл, где можно исповедаться, постоять на коленях перед Иисусом и попросить о помощи, пожелать здоровья себе, своим близким, врагам, скептикам. Чтобы всё, что они хотели, сбылось. Ну и с батюшкой постоянно общаемся. У нас с братом на пальцах православные кольца, которые нам подарила мама. Мы сразу подошли к батюшке и спросили, можно ли нам носить их, на что он нам сказал: «Вы просто верьте в Бога. То, что мы крестимся слева направо, а православные справа налево – это никакой роли не играет. Бог един и просто верьте в это». А в плане татуировок, я просто никогда их не показывал, всегда приходил в церковь в одежде с длинными рукавами. Но, думаю, если бы я спросил у Святого Отца, он бы ответил, неважно, что у тебя набито – Иисус или дьявол – главное, что у тебя внутри.

— В каком возрасте ты сделал первую татуировку?

— Брат в 15 лет, я в 16. На руке у меня написано на испанском «Через тернии к звёздам». Тоже о ней ни капли не жалею и не хочу перекрывать, хотя раньше мысли были. Вторая татуировка – имя мамы. А дальше пошло-поехало.

— Как мама отреагировала на тату в её честь?

— Прихожу домой: мам, ну эту хоть одобряешь? Она всё равно пальцем у виска покрутила: дурачки, зачем вам это надо?

Тогда моё поколение только начинало татуировки делать. Помню, прихожу в спорткласс и сразу на тебя ребята смотрят: «Блин, вот он в порядке! Надо тоже пойти сделать!». Многие мои ровесники забиты, с рукавами. Но, если объективно, я из всех них самый «чёрный», даже брата переплюнул.

— Сейчас у тебя есть какие-то мысли о новых татуировках или ты пока остановился?

— Мысли, конечно, есть. Я вот в отпуске сделал новую. Левая рука была вообще голая, и я сделал один в один как у брата – католический крест с датой нашего рождения, плюс ваучер «спасибо тебе за всё». Хочу ещё плечо себе сделать, но не до локтя, а именно верхнюю часть перекрыть, чтобы со спиной сочеталось. А так руку вторую забивать не буду – это 100%.

«У меня была обида на брата. Думал: «Почему он, а не я?»»

— Тяжело тебе здесь без брата или уже привык? Часто созваниваетесь?

— Безусловно, тяжело, но мы с 16 лет в разных командах, виделись только в отпуске. Год назад был большой всплеск эмоций, когда я переходил в аренду из «Ростова» в «Енисей». Я даже никогда не думал, что мы будем играть в одной команде, потому что мы чистой воды друг другу конкуренты. Когда мы воссоединились в Красноярске, я был счастлив. Жили в соседних домах и, бывало, он выезжает тебе навстречу с парковки, посигналишь ему и едете кортежем на стадион, после тренировки вместе обедаете, занимаетесь своими делами. Мне это напомнило наше детство, когда мы всё делали вместе.

Сейчас постоянно на связи, а когда я болел, вообще по 5 раз в день созванивались. Переживаем друг за друга – это братское чувство такое. Бывает, я его набираю, он отвечает: «О, я как раз о тебе подумал, собирался звонить». Безусловно, братья чувствуют друг друга и сейчас не хватает его.

— Он тоже левоногий?

— Нет, он правоногий, но в основном играет левого центрального защитника.

— Как так получилось, что у близнецов разные рабочие ноги? Вы специально с детства делали акцент на разных ногах, чтобы не конкурировать друг с другом?

— Нет, это просто совпадение. У нас мама правша, а папа левша по руке.

— А ты правша по руке и левша по ноге?

— Да, у меня комбинация: пишу правой рукой, а какую-то тяжёлую работу, например, пакеты с магазина таскать – левой. В плане ног: не скажу, что я одноногий, но рабочая у меня левая. И таких примеров куча – те же Миранчуки, с которыми мы в интернате жили, когда в «Локомотиве» были. То же самое у них – один правоногий, другой левоногий, и они специально так не делали. У Комбаровых аналогичная ситуация. Не знаю, почему так. Видимо, чтобы у братьев хоть какое-то отличие было.

— Вы конкурировали между собой? Кто из вас в детстве был перспективнее?

— В детстве — да. Брат первым стал вызываться в сборную России. Конечно, у меня была обида. Нет, чтобы порадоваться за брата, а я думаю: «Почему он, а не я?». Со временем это уже была не обида, а белая зависть, то есть ты злился на себя, а не на брата.

В быту у нас никогда не было конкуренции – у кого вещи лучше или машина. У нас одинаковые жизненные ценности, и когда мы в 16 лет уехали из дома, у каждого была одна мотивация – встать на ноги и помогать семье.

— Провокационный вопрос: кто из вас сильнее, как футболист? У кого пока карьера лучше складывается?

— В принципе она идёт равномерно. Да, я пробовал свои силы в Премьер-Лиге, но по разным причинам там не получилось. И брат меня всегда поддерживал, говорил: «Ты реально сильный, брат! Ты сильнее меня!». То же самое, когда он переходил в «Динамо» в 18 лет, я ему говорил, что он в порядке. То есть всегда поддерживали друг друга – не было никакой зависти, никакой конкуренции.

— Ментально вы отличаетесь друг от друга?

— Я более вспыльчивый. Меня бесит, когда что-то не получается. В эти моменты хочется что-то сломать. Он тоже взрывной, но всё-таки поспокойнее. С возрастом ещё внешне меняемся – черты лица, стиль, те же татуировки.

— Плюс, он, в отличие от тебя, несвободен…

— Да, у него девушка в Красноярске. Дай бог им счастья, если они по-настоящему любят друг друга. В наше время это редкость, сложно обрести достойную крепкую любовь.

— Ты пока в поиске?

— Да.

— У тебя какие-то особенные требования?

— Никаких требований нет, просто хочется, чтобы рядом с тобой был понимающий человек, который будет поддерживать тебя. Профессия наша нелёгкая – сегодня ты здесь, завтра там. У меня есть хороший пример – это мои родители, профессиональные спортсмены. Мама нам сразу сказала: «Не ищите по картинке, ищите по внутреннему миру». Не каждая девушка сможет жить со спортсменом, каким бы он богатым не был. Постоянные разъезды, перелёты, тебя по полгода дома нет, и не каждая девушка готова менять условно Питер на Хабаровск. Это я понимал, куда еду и зачем. А будет ли ей тут хорошо, даже если я здесь буду? Я не ищу такую девушку, которая прям выделяется из толпы. Просто мне должно быть с ней хорошо и спокойно.

Томас рассказывает, зачем разделся до трусов после матча с «Волгой» и ставит на место хейтеров команды

— Твои родители не просто бывшие спортсмены, они заслуженные мастера спорта. Расскажи, как складывалась их карьера.

— Мама вообще заслуженный мастер спорта международного класса. В советское время она занималась велоспортом и была в сборной СССР. По её рассказам, в Ленинграде этот вид спорта был не особо развит, и её тренер уехал работать в сборную Литовской Республики. Мама тоже получила предложение переехать, заселилась в интернат, в котором жили все самые сильные спортсмены Литвы, начиная от велоспорта, заканчивая футболом. Там они с папой и познакомились в 17 лет. Мама спускалась по лестнице мимо этажа моего отца, и как-то они пересеклись. Не знаю, насколько это было случайно, но я верю в любовь с первого взгляда, особенно в те времена. Как мама для отца была необычной внешности, потому что из другой страны, так и папа матери приглянулся – дзюдоист, 190 рост, красивый, кудрявый, русые волосы. На тот момент мама уже учила литовский язык, а отец вообще по-русски не разговаривал. По началу общались на ломанном литовском, мама потихоньку обучала отца русскому.

Папа – серебряный призёр чемпионата Европы по дзюдо. Он боролся с Комаровым-младшим, потом мы с братом ещё до футбола занимались у него дзюдо в Питере. Как сейчас помню, приходим на секцию, тренер увидел нашу фамилию, подошёл к нам, спросил: «У вас папа Гинтерас?». И потом, после тренировки уже увидели, как отец с ним обнялся. К нам тогда внимание было такое, будто мы дети олигархов.

У мамы было много успехов со сборной Литвы, на Тур де Франс до третьего этапа дошла.

— С распадом Союза они остались в спорте или ушли в другие сферы?

— Они завязали с профессиональным спортом, когда мы с братом были совсем маленькими. На тот момент родители уже переехали в Россию и выступали на внутренних турнирах. Нашим с братом воспитанием занималась бабуля любимая.

— Чем стали заниматься родители?

— Когда Советский Союз распался, они сразу поняли, что со спортом рано или поздно придётся завязать. Тогда спортсмены не зарабатывали так, как сейчас. Папа дальнобойщиком стал. У него всегда была страсть к машинам, сейчас он работает в Европе, ездит на Мерседесе. Даже шутит постоянно: «У меня тоже Мерседес, как и у тебя, только чуть побольше». Занимается грузоперевозками, бывает машины дорогие перевозит.

Мама после завершения карьеры стала фитнес-тренером по велоспорту, а последние лет 10 работает няней в частной семье. Ей это нравится. Мы всегда говорили: «Мам, мы тебе итак помогаем. Если захочешь, сиди дома». Она нам отвечает: «А чем я буду дома заниматься?». Пока здоровье позволяет, пока получает удовлетворение от работы – ради бога.

— Ты рассказывал, что тоже любишь крутить баранку…

— Да, мне кажется, я всю Россию объездил, кроме Дальнего Востока. Где бы я ни играл, всегда туда машину перегонял, а обратно в отпуск своим ходом. С Красноярска ехал до Питера, с Ростова в Крым и обратно, потом в Москву и Питер. Я от езды и путешествий получаю колоссальное удовольствие. Уже даже говорил, когда закончу с футболом, может быть, даже дальнобойщиком стану, как отец.

— Самое необычное место, которое ты видел из окна своего автомобиля?

— Крым. Те места, где советские фильмы снимались. Поднимаешься по серпантину, снизу море. Я пожил заграницей и мне есть, с чем сравнить. Даже в Португалии, где на каждой локации свои пляжи, не так красиво.

Красноярск брал своей тайгой. В пяти минутах от города горы, столбы. Поднимаешься к этим столбам, смотришь в даль и думаешь: «Какая же наша Россия богатая!». К сожалению, не добрался до Байкала. Туда хотел бы доехать именно своим ходом и обязательно летом, потому что, говорят, зимой – вообще не вариант. Там дороги не чистят и всего одна полоса.

— Твои родители, как бывшие спортсмены, должны понимать все твои проблемы, чувства, специфику работы. Они поддерживают тебя? Часто дают советы?

— Вот даже сейчас, когда я болел, и не мог команде помочь, мама звонила. Она ругала меня, знает, что я упрямый баран, не до конца вылечился, вышел на поле и получил осложнения. Но всё равно всегда поддерживает меня. Для меня её поддержка – это самое главное. Если у тебя нет поддержки близких людей, каким бы сильным человеком ты не был, рано или поздно сломаешься. Поддержка сторонних людей никогда не будет такой искренней. Я в хороших людей верю, но их очень мало.

— Говорят, Дальний Восток принимает не каждого. Как ты себя здесь ощущаешь? Готов провести в Хабаровске несколько лет?

— Честно, меня не пугают расстояния и часовые пояса. Я в 16 лет уехал из дома в Новосибирск. Сейчас в Хабаровске меня всё устраивает. Очень нравится набережная, живу недалеко от стадиона и, пока иду на тренировку, уже получаю наслаждение. Потом занимаюсь любимым делом, а если после тренировки ещё и покушать в каком-нибудь хорошем месте – вообще красота. Часто любуюсь здесь прекрасными закатами, которые один в один, как в Питере. Ощущение, что я дома. На данный момент все мои мысли связаны с Хабаровском и хочется помогать всем, чем только могу, и приносить только положительные эмоции, и клубу, и болельщикам. Мы все здесь занимаемся своим любимым делом. Я говорю «мы», потому что имею ввиду не только футболистов, но и настоящих болельщиков, которые приходят на матчи ни потому что им нечего делать в Хабаровске, а потому что им это нравится, и они хотят помогать своей команде. Каждый раз я говорю, что благодарен вот этим настоящим преданным болельщикам. Поэтому эти комментарии глупые не читаю, для меня это не болельщики. Это скептики, у которых какие-то проблемы в жизни, они выплёскивают свой негатив. Часто бывает, что за этим хейтером скрывается взрослый 40-летний мужик, у которого в жизни ничего не получилось.

А для настоящих болельщиков мне ничего не жалко. После домашнего матча с «Волгой» я полностью разделся, остался в одних трусах – отдал болельщикам майку, шорты. Ни потому что хочу себе дополнительные баллы набить. Я просто принимаю всё близко к сердцу. Когда ты очень хотел выиграть, но не смог, и подходишь к фан-сектору, тебе до слёз обидно. Они бьют в барабаны и кричат, пока последний футболист не уйдёт в подтрибунку. От этого такая дрожь по телу.

Уверен, в нашем коллективе ни один футболист не думает, что какая-то «крыса» сидит на трибуне. Именно те болельщики, которые ходят на стадион, они нас всегда поддерживают. Даже в городе меня несколько раз узнавали люди, которые в футболе что-то понимают. Мне было приятно пообщаться, я объяснил нашу философию игры. Когда ты честно рассказываешь всё, тебе говорят в ответ: «Давайте, мужики! Верим!».